Лита в викканской традиции.
В викканской традиции Лита – день официального бракосочетания Богини и Бога. Так же, как и на Йоль, Бог меняет в этот праздник свою ипостась: юноша уступает место зрелому мужчине, Король Дуба – Королю Остролиста, который и будет спутником Богини до своей земной смерти и до битвы двух королей в самую длинную ночь года.Еще раз напомню, что не сохранилось точных сведений о том, что кельты праздновали дни фиксированного «солярного креста» - солнцестояния и равноденствия, хотя нет сомнений, что эти астрономические точки были им известны, и считается, что праздники Мидсама и Мидвинтера добрались до британских островов в более поздний период, вместе со скандинавами.
Нельзя также не упомянуть о схожести обрядов и традиций праздников кельтской оси Бельтейн – Самайн и германо-скандинавской оси Лита – Йоль: за исключением некоторых местных нюансов, в основных моментах праздники очень схожи между собой как самой своей сутью, так и обрядностью. Например, также как и при праздновании Бельтейна, на Лито зажигаются костры, в том числе на возвышенностях, устраиваются гадания, считается необходимым бодрствовать всю ночь напролёт и встретить рассвет.
Как и на кельтский Бельтейн, складыванию праздничных костров придавалось большое значение. Хворост или дерево для костров собиралось заранее, в некоторых странах это были строго определённые породы деревьев (кроме традиционных пород, в некоторых областях Франции и в Валенсии для ивановых костров использовались стебли ежевики). Можно выделить два основных типа разжигания костров: либо огонь добывал старший из дееспособных мужчин, либо – пара из сговорённых юноши и девушки, оба типа распространены в Европе достаточно широко. Еще в 19 веке считалось, что огонь надо зажигать только «чистым» способом: т.е. пламя добывалось либо трением, либо – в некоторых местностях Скандинавии, например – от увеличительного стекла, в последнем случае костры получали особое название: nodild или vrideld; в Германии костры поджигались факелами, также зажженными «чистым» способом. Зажигание костров часто сопровождалось песнями – в одном из венгерских исторических источников, например, встречается следующее упоминание о святоиванской песне: «Слышал, что песня святого Ивана очень длинная, и что даже чёрт, начиная ее, никак не мог закончить и задыхался…». Встречаются упоминания и о специальной рассадке (в соответствии с полом и возрастом) собирающихся на зажигание огня:
Разожжем мы огонь,
В четырех углах разожжем.
В одном углу сидят
Красивые старые мужчины,
В другом углу сидят
Прекрасные старые женщины,
В третьем углу сидят
Красивые молодые парни,
В четвертом углу сидят
Прекрасные молодые девушки.
Часто устраивались костры двух типов: яркий «чистый», солнечный огонь (их складывали как можно более высокими, в традициях карельского перешейка, например, высота сложенных «башней» для костра дров могла достигать 7-10 метров, и «дымные», низкие костры, которые использовались для очищения, окуривания и прыжков через пламя. Для того, чтобы костры лучше дымили, в них бросали пучки соломы, мешочки с сушеным папоротником, укрывали огни травой или зелеными ветками. Чтобы придать дыму дополнительную, узко-специализированную силу, в огонь бросали те или иные травы – к примеру чеснок (чтобы весь год не подхватить лихорадку), тмин или белую полынь (чтобы поясница во время жатвы не болела). Бросали в огонь и сено, пучки колосьев и ржи, ветки плодовых деревьев, связки пряных и ароматических трав (Франция) – обычно это трактуют как некий «задел» на хороший урожай.
В скандинавских Вестланде и Седерланде в костёр обязательно ставят крестовину или шест с колесом на вершине (называется kall или kjerring), тот же обычай есть у венгров и части народностей бывшей Югославии.
Прыжки через огонь или возле огня распространены по всей Европе, при этом огням Лито придавалось не только очистительное значение, но и функция скрепления союза: юноши и девушки прыгали через огонь вместе, взявшись за руки, в надежде вступить в брак этой осенью. Парами прыгали через огонь побратимы и кумовья (Южная Франция), чтобы потом ничто не могло нарушить их отношений: устойчивое французское выражение «кумовство сен Жана» обозначает тесные родственные узы.
Кроме того, имела значение и высота прыжка – чем выше прыгнешь, тем выше будет хлеб и/или лён.
В некоторых областях Испании очищение огнём на Сан-Хуан приобрело весьма любопытные черты: костер зажигается около 9 вечера, к одиннадцати он полностью прогорает, угли и головни разравнивают, и в полночь желающие очиститься разуваются, повязывают красные пояса и шейные платки и проходят босиком по углям. Иногда берут на плечи детей или стариков, иногда проходят по нескольку раз (деревня Сан-Педро Манрике).
Считалось, что дым иванова огня усиливает свойства растений, сообщая им волшебную, защитную или целебную силу: окуривали пучки укропа, ветки орешника, букетики медвежьего уха, девясила, связки лука и чеснока – после праздника букеты и связки развешивались в хозяйственных постройках и домах, служа оберегом и, по обстоятельствам, лекарством до следующего Иванова дня.
Но всё же надо отметить, что есть местности, где высоких праздничных огней не разводят: там, где во время летнего солнцестояния солнце не уходит за горизонт, где во время праздника светит «полуночное солнце», Midnattssol (например, в Хаммерфесте и севернее), в высоких огнях нет особой необходимости. Но на высокогорных пастбищах жгут факелы, чтобы обезопасить пастухов и животных от нечисти, безобразничающей в этот день на земле.
Есть и скотоводческая часть обрядности, фактически повторяющая аналогичные обряды Бельтейна: проводилось окуривание дымом костров животных: по обе стороны дороги складывалось много небольших дымных костров, и между ними прогоняли стада. Пастухи окуривали дымом ивановых огней свои кнуты, чтобы их стада были послушны и/или чтобы придать им силу отогнать змей. Хозяева надевали на шеи овцам венки из свежих окуренных дымом веток орешника, и такие же – в хлевах и стойлах.
В Вестланде на Иванов день принято сжигать старые рыбацкие лодки – считается, что этот обычай очень архаичен, и связан с Бальдром, которому после смерти устроили огненное погребение в его драккаре.
Во многих странах также устраивались катания огненных колёс и бочек с гор, огневерчение и факельные шествия, в том числе вокруг полей.
Следы солнцестоятельных жертвоприношений сохранились только в некоторых рыбацких и животноводческих областях, например на шетлендских островах в огонь кидаются рыбьи кости, пучки шерсти, копыта и/или черепа домашних животных.
Лите также свойственен большой комплекс обрядов, связанных с водой, который в праздновании Бельтейна выражен не так широко – сходны только обряды, связанные с источниками и росами, а традиция купания в открытых водоёмах на Иванов день – не кельтская, а скорее имеющая славянский корень. Общим для всех празднующих Лито европейских народов является убеждение, что вода Иванова дня очищает днём, а очищение огнём – ночное. Купание в реках и озёрах на Иванов день распространена во всех славянских странах. После полуночи вода в представлениях некоторых народов становится «лекарством для смелых», т.е. можно исцелиться, если проведешь всю ночь у какого-либо источника, периодически отпивая из него воды и игнорируя козни всякой нечисти, в других областях - условно-опасной стихией (русалки там, мавки, водяные… мало ли что случится. Но в виду огня искупаться - запросто), а в других – например, в некоторых областях Испании, Португалии, Южной Франции и Болгарии – стихией откровенно враждебной, и пьющий из источника после полуночного часа рискует забрать себе все грехи и болезни, которые были смыты в воду за день.
В пиренейском посёлке Лесака существовала любопытная традиция водного очищения: речку возле деревни запружали таким образом, чтобы вода текла прямо по улицам, а там, куда вода не доходила, жители сами поливали землю из больших кувшинов.
Росы Иванова дня считались целебными. Любопытно, что в колдовской практике эта роса считается средством, улучшающим «истинное зрение», а в народных верованиях по простецки служит средством от глазных болезней. Впрочем, исцелялись ей и от боли в ногах, и от лихорадки, и оспины с лица убирали.
Собирали росу, таская по травам холсты и отжимая их в специально принесённую с собой ёмкость.
Лито не пороговый праздник, но и во время него открыты двери между мирами – и тогда случаются чудеса, и деревья, травы, цветы получают возможность разговаривать, перешёптываться целую ночь напролёт, а в полночь, когда везде уже горят костры, в самых дальних уголках леса «открываются» редкие волшебные травы, которые нипочём не найти в другие дни: плакун, одолень-трава, разрыв-трава, а папоротник выпускает свой горящий цветок, который может указать дорогу к кладам.
Во всей Европе травы и коренья, собранные на Иванов день, считаются наделёнными особой целительной и волшебной силой. Сбор начинается рано – с первой утренней росой, другие травы берут днем, а некоторые – после захода солнца. Эти травы использовались и в знахарстве, и в качестве волшебного оберега – связанные в пучки или сплетённые в венки и гирлянды, они будут охранять дом до следующего Иванова дня.
Собирая травы, обычно использовали приговорки-заклинания, чтобы не вызывать недовольства у лесных духов и избежать возможного сглаза ценного сырья. Кроме лекарственных трав, большое значение придавалось (в зависимости от региона) клеверу, белой полыни, чертополоху, репейнику, тмину, иван-да-марье, мальве, вербене, зверобою.
Сразу в нескольких странах зафиксирован обряд девяти (семи или двенадцати) трав: незамужняя девица одна идет в лес, собирает положенное количество трав и кореньев, и кладет их под подушку, чтобы увидеть во сне суженого.
Деревце, «летнее дерево», которое в весенней традиции Бельтейна повсеместно превратилось в майский шест, в обрядности солнцестояния так и остался деревцем, хотя породы в разных странах выбираются различные: дуб, берёза (у валлийцев называлась y fedwen haf, «летнее дерево»), тополь, липа, клён и т.д., только в некоторых районах Шотландии обходились вместо дерева вертикально поставленным камнем – суровый край. В отличие от более ранней весенней обрядности (Бельтейн, Семик) деревца уже не носят по полям, а используют, скорее, в качестве обещания будущего урожая и, одновременно, жертвы – молодые, живые, свежесрубленные неплодовые деревца украшают лентами и вешают на них припасенные фрукты и овощи, свежую съедобную зелень, хлебцы, после торжеств деревце, как правило, сжигали. С деревцем тесно сплетён не очень распространенный, однако устойчивый обряд сожжения чучела, отчасти похожий на ритуалы проводов зимы. Сделанное из соломы или тряпок чучелко помещают у корней дерева, и сжигают вместе с ним – любопытно, что при этом кукла изображает существо, которое может испортить урожай или каким-либо образом навредить жизненному укладу, - чаще всего ведьму… но бывают и другие, довольно забавные варианты: например в 1945 году в Одде и Осло на торжествах Иванова дня были сожжены чучела, изображавшие вождя норвежских фашистов Видкуна Квислинга.